Святитель Игнатий Брянчанинов, епископ Кавказский. Старец и ученик. Продолжение

Здесь можно вспомнить, как наш современник игумен Никон (Воробьев) почитал творения святителя Игнатия: «Тщательно и постоянно перечитывал он творения епископа Игнатия, которого в качестве духовного отца завещал всем своим духовно близким. Сочинения епископа Игнатия (тогда еще не прославленного в лике святых) батюшка считал лучшим руководством для нашего времени, более необходимым даже, чем святые отцы. Ибо Отцы, говорил он, нам уже во многом недоступны, мы их не можем правильно понять, не изучив предварительно творений епископа Игнатия, который фактически переложил Отцов на современный язык с учетом наступившего времени, с учетом новой психологии людей». В одном из писем своей духовной дочери он указывал: «Учиться надо и молитве, и вообще христианству у Игнатия Брянчанинова. Лучшего учителя для нашего времени нет <…> Без него понимать древних Отцов, а главное, применять их к себе почти невозможно».

В книге святителя Игнатия «Приношение современному монашеству» 462 страницы, и практически нет ни одной без замечаний и подчеркиваний преподобного Никона Оптинского. Остановимся на вклейке, пожалуй, самой большой в книге, – это два тетрадных листочка, вклеенных между страницами 74 и 75. Какая же тема заставила старца Никона сделать столь пространное замечание? Что привлекло его пристальное внимание? Речь идет о главах XII «О жительстве в послушании у старца» и XIII «О жительстве по совету», в которых наиболее полно изложено учение святителя Игнатия о послушании. Эти вопросы волновали во все времена, более чем актуальны они и в наши дни. К сожалению, рамки моего выступления не позволяют достаточно подробно анализировать этот значительный труд епископа Игнатия, который он сам считал своим духовным завещанием.

Глава XII «О жительстве в послушании у старца» начинается словами: «То, чтó сказано о отшельничестве и затворе, должно сказать и о послушании старцам в том виде, в каком оно было у древнего монашества: такое послушание не дано нашему времени [страница 71] <…> Иноческое послушание, в том виде и характере, как оно приходилось в среде древнего монашества, есть высокое духовное таинство. Постижение его и полное подражание ему соделались для нас невозможными: возможно одно благоговейное благоразумное разсматривание его, возможно усвоение духа его» [страница 75]. (Подчеркнуто прп. Никоном.)

Преподобный Никон разъясняет: «Некоторые соблазняются содержанием XII и XIII глав, видя в них учение как бы против старчества. А некоторые и вообще настроены и предубеждены против сочинений епископа Игнатия. Между прочим, и в Оптиной Пустыни сочинения еп.[ископа] Игнатия были у некоторых старцев не в благоволении».

Здесь мне хотелось бы напомнить слова Варсонофия Оптинского о пятом томе сочинений владыки Кавказского и добавить, что он говорил о личности самого святителя Игнатия: «Это был великий ум!.. Вы знаете, что было, когда хоронили епископа Игнатия? Ангелы дориносили его душу и пели: “Архиерее Божий, святителю отче Игнатие!” Вот была ангельская песнь!».

В фондах монастырской библиотеки Свято-Введенской Оптиной пустыни хранится восемь томов машинописных материалов, посвященных епископу Игнатию (Брянчанинову). На каждом томе – дарственная надпись протоиерея Ростислава Лозинского: «В библиотеку Оптиной Пустыни. Сентябрь. 1990 года». Его сын, игумен Марк (Лозинский), видный ученый-богослов, защитивший магистерскую диссертацию, посвященную трудам святителя Кавказского, провел огромную работу по собиранию подлинников и материалов, всесторонне освещающих жизнь и творческую деятельность святителя Игнатия.

И то, что эти материалы переданы именно в Оптину, еще раз указывает на особые отношения, которые связывали святителя Игнатия с этим монастырем. Далее преподобный Никон дает свое пояснение этому соблазну:

«Причина этому такова. Еп.[ископ] Игнатий писал вообще для монашества Российского, вообще для всех монастырей и монахов и писал как раз тогда, когда в Опт.[иной] Пустыни были великие старцы, был, так сказать, расцвет старчества, чего в огромном большинстве монастырей не было. Опт.[ина] Пустынь была в особом исключительном положении. При наличии духовного богатства в Опт.[иной] Пустыни сочинения еп.[ископа] Игнатия не могли для ее насельников иметь того особого важного значения, которое они имели для иноков других монастырей и даже мирян, ищущих спасения души. Неопытному новопоступившему послушнику Опт.[иной] Пустыни они (собственно две эти статьи) могли даже и повредить, зародив в нем мысль недоверия к старцам и отвлечь его от простосердечного им послушания во вред своему иноческому преуспеянию. Предохраняя некоторых своих духовн.[ых] детей от возможности такого явления, старцы и не советовали им читать вообще сочинения еп.[ископа] Игнатия, доставляя им понимание иночества с духовной стороны своим руководством и подбором другого, преимущественно святоотеческого, чтения. Но для тех, кто постоянного старца не имел (а это было в большинстве монастырей), сочинения еп.[ископа] Игнатия были и суть драгоценны. Они были драгоценны и для иноков Опт.[иной] Пустыни, которые пользовались ими для иноческого своего назидания; они им не мешали быть в послушании у своих старцев, причем даже сами старцы указывали на них, как на прекрасное руководство к пониманию истинного иноческого подвига».

В молодости послушник Димитрий, будущий владыка Игнатий, прошел школу послушания у старца Леонида (Наголкина; впоследствии – оптинского иеросхимонаха Льва), ученика учеников преподобного Паисия (Величковского). Молодой послушник Димитрий всей душой предался своему наставнику в духовное руководство, их отношения представляли совершенное подобие древнего послушничества, при котором любое внутреннее движение ученика происходило под неусыпным молитвенным наблюдением старца, ни один шаг не делался без ведома или разрешения наставника. При этом отец Леонид вел своего ученика «путем смирения, побеждающего всякое высокоумие и самомнение».