«Хотел бы я хотя бы минутку подышать даниловским воздухом…»
21 марта / 2 апреля исполняется 148 лет со дня рождения последнего перед закрытием настоятеля Данилова монастыря архиепископа Феодора (Поздеевского).
Епископ Феодор (Поздеевский) был назначен настоятелем Данилова монастыря 1 мая 1917 года. До этого с 1909 по 1917 год он был ректором Московской Духовной Академии. Снят он был с поста ректора вскоре после Февральской революции как консерватор, активный противник всяческих переворотов, пытавшийся оградить и очистить духовную академию от революционных настроений, ставивший себе целью воспитывать настоящих пастырей Церкви.
В Даниловом монастыре владыке пришлось прожить совсем немного времени: с осени 1917 года до своего первого ареста 27 июня 1920 года. В заключении владыка находился почти два года – до марта 1922 года. Во второй раз он был арестован 27 марта 1923 года и находился в заключении до конца июня 1923 года. В третий раз владыка Феодор был арестован 16 апреля 1924 г. и освобожден в конце октября, но совсем ненадолго – в середине декабря его вновь арестовывают, в июне 1925 года осуждают на три года высылки в Киркрай, затем сразу следует ссылка в Орск. Так как владыке Феодору было запрещено жить в Москве, в Даниловом монастыре после этого он смог появиться лишь один раз – проездом из одной ссылки в другую с 18 декабря 1930 года до 8 января 1931 года, когда он успел отслужить на Рождество в храме Воскресения Словущего, его опять попытались арестовать и ему пришлось срочно уехать во Владимир. Больше владыка никогда не видел успевший стать дорогим его сердцу монастырь святого князя Даниила.
Но несмотря на такой короткий срок пребывания архиепископа Феодора в Даниловом монастыре, его успели полюбить и братия, и прихожане обители. Бывший воспитанник воскресной школы при монастыре, а впоследствии постоянный прихожанин и звонарь Михаил Иванович Макаров оставил свои воспоминания о монастыре того времени, его насельниках и настоятеле – владыке Феодоре (Поздеевском).
Михаил Иванович впервые увидел нового настоятеля Данилова в конце мая 1917 года:
«Войдя в монастырь, я увидел шедших к воротам настоятеля монастыря архимандрита Иоакима (Хромова. – Т.П.) и рядом с ним монаха высокого роста, брюнета с бледным, очень умным лицом. Очки в черной оправе еще больше подчеркивали бледность его лица. Особенно запомнилось увиденное мною впервые: наметка его клобука не расстилалась свободно по спине, как было обычно у монахов, а уходила под верхнюю рясу-пальто…
Я по обыкновению подошел к отцу Архимандриту под благословение, но он жестом указал мне, что благословение надо получить не у него, а у высокого монаха. Высокий монах сосредоточенно и, мне показалось, даже строго благословил меня, и они пошли дальше к воротам. Все это для меня было необычно. Я нарочно замедлил шаг, чтобы видеть, куда они пойдут. Оказалось, что они пошли на колокольню. Кто-то мне тут же сказал, что высокий монах в очках – новый настоятель монастыря епископ Феодор Волоколамский, которому архимандрит Иоаким сдает монастырь».
Некоторое время владыка не служил. Первое его богослужение в Даниловом состоялось на день святых апостолов Петра и Павла.
«Это было очень торжественно и радостно. Никогда не забуду, – пишет Михаил Иванович, – как я вошел в сияющий солнечным летним утром Троицкий собор монастыря. От алтаря до входа в собор была разостлана ковровая дорожка. Посредине собора перед паникадилом положена обитая красным сукном архиерейская кафедра, также устланная дорогим ковром. На коврах в соответствующих местах положены архиерейские орлецы. Все это настраивало на торжество. Вместительный собор был полон народа. Я кое-как пробрался на свое любимое место, у самой солеи…»
Более полувека Михаил Иванович помнил свое впечатление от этой службы: «Обедня прошла для меня как райский миг, я был наполнен неземным торжеством – так благодатно служил епископ Феодор. Это чувствовал не только я: постоянное большое стечение молящихся на служениях Владыки доказывало, что это чувствовали и другие».
После этой службы на Петров день владыка Феодор служил постоянно, не пропуская ни одной воскресной службы и ни одного праздничного дня. При владыке, как свидетельствует Михаил Иванович, Данилов монастырь стал самым популярным в Москве: «Молящиеся во множестве стекались в монастырь. Даже в обычные воскресные службы это множество людей мог вместить только обширный Троицкий собор. Поэтому было решено перенести мощи святого князя Даниила из храма Вселенских Соборов в Троицкий собор».
Монастырь при владыке Феодоре пополнился образованными, строгими, истыми монахами, которые пришли в монастырь вслед за своим ректором и духовным наставником из Академии.
Авторитет Данилова монастыря среди верующего народа был так высок, что даже во время отсутствия владыки, когда он был в заключении или ссылке, количество приходящих на службы в обитель не уменьшалось: «В монастыре подолгу жили и служили епископы Филипп (Ставицкий), Гурий (Степанов), Амвросий (Полянский), Валериан (Рудич), Парфений (Брянских) и другие архиереи; нередко служил митрополит Серафим (Чичагов). Поэтому в отсутствие владыки архиерейская служба здесь почти не прекращалась, строго соблюдался порядок, установленный владыкой, и молящиеся во множестве стекались в монастырь».
Когда архиепископа Феодора освобождали из заключения, он сразу возвращался в Данилов. Это каждый раз вызывало огромную радость молящихся. Михаил Иванович рассказывает об одном таком неожиданном появлении владыки в обители: «Не помню точно, в каком это было году: Владыка, находившийся в то время в длительном заключении, вдруг появился в Троицком соборе в конце всенощной. Кажется, это была всенощная под Лазареву субботу или в Великую Среду. Светлой радости молящихся, слившейся с радостью владыки, не было конца. Молящиеся были ошеломлены чудесным по своей внезапности освобождением и возвращением владыки как раз под Пасху.
По окончании всенощной владыка вышел на амвон, благословил нас, молящихся, под пение «Исполла» и обратился к нам с краткой речью. Я заметил, что в бороде владыки появилась значительная проседь. Вот содержание этой речи, насколько я ее запомнил.
Своим Промыслом Господь сподобил меня встретиться с вами, дорогие мои друзья, чтобы с вами вместе молиться в святые дни Страстной седмицы и светло праздновать великий день Воскресения Христова. Какая это большая неизреченная радость! И какими словами я смогу выразить мое благодарение Господу за эту радость! Разлука с вами была для меня очень тяжела, и тяга к вам, как волна, подымала меня на молитву о даровании мне, хотя бы на мгновение, встречи с вами. И вот я снова с вами, да еще в такие великие дни! Разве это не милость Божия?! Будем же вместе, едиными устами и единым сердцем благодарить и славить Его за эту милость. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!”
Владыка был растроган. Это слышалось в его голосе. В этом году службы владыки в Cтрастные и Пасхальные дни были особенно торжественны, вдохновенны и благодатны. Кто знает, быть может, он чувствовал, что это были его последние Страстные и Пасхальные службы в любимом им монастыре».
До нас дошло всего одно письмо архиепископа Феодора того времени. Оно было послано в октябре 1925 года, когда владыка этапом добирался к месту ссылки в тогдашний Киркрай. Владыка пишет о своей дороге, дает распоряжения по даниловской братии, а в конце восклицает: «Хотел бы я хотя бы минутку подышать даниловским воздухом, особенно богослужебным, ведь 10 м/есяцев/ не был в храме»…
Вечная ваша память, достоблаженнии отцы и братия наша, приснопоминаемии!
Татьяна Петрова